Василий Винный, специально для Sputnik.
Зеки любят поговорить о "смертниках" (приговоренных к смертной казни) и ПЗшниках (сидящих на пожизненном заключении). Некоторые сами общались с этими людьми. А у кого-то есть знакомые, знакомые которых, в свою очередь, знали людей, приговоренных к ПЗ или смертной казни, которым пересмотрели приговор, дав "обычный" срок. Как бы там ни было, но почти каждый заключенный представляет себе, каково сидеть на этих режимах содержания.
"Велком ту хелл"
У людей, приговоренных к ПЗ или расстрелу, особые условия содержания, отдельные коридоры и отдельные камеры. Они не пересекаются с обычными заключенными. Зная систему изнутри, и то, как в ней пекутся о безопасности и предотвращении побегов, думаю, ад для ПЗшников и смертников начинается сразу же после того, как их выводят после приговора из зала суда.
Обычно осужденного выводят из клетки, когда уже все разошлись. Милиционер приказывает подойти к прутьями, повернуться спиной и заложить руки за спину. Надевает наручники и выводит по лестницам вниз, в "отстойник".
"Отстойником" называют небольшую камеру, метр на полтора, может, и меньше, с лавочкой и лампочкой. Окон нет.
Поскольку машина развозит зеков из СИЗО по судам с утра, а забирает обратно только вечером, и поскольку само заседание обычно длится не очень долго, "мариноваться" в отстойниках приходится целый день. В туалет, слава Богу, выводят, но не кормят.
Так вот, если зеку дали небольшой срок, и он ведет себя прилично, и, самое главное, его сопровождают более-менее адекватные милиционеры, то наручники застегиваются несильно и вообще осужденного возвращают в "отстойник" почти как человека. На самом деле даже такие мелочи, как слабо застегнутые наручники или интонация охранников в разговоре улучшают настроение.
Так вот, если милиционер, что называется, нормальный, то он в большинстве случаев ведет себя так, как этого заслуживает зек. Это касается заключенных с "обычными" сроками. Но все меняется, когда речь заходит о ПЗшниках или "смертниках". Это люди, которым по определению нечего терять, они находятся в повышенной группе риска, как относительно побега, так и относительно суицида, и поэтому им никогда не дают расслабиться психологически.
Помню, однажды я видел, как водят ПЗшников по тюрьме, — зрелище, запоминающееся на всю жизнь. Коридор с отбывающими пожизненное заключение находится в Жодинском СИЗО. В начале срока мне тоже довелось побывать в этом следственном изоляторе. Однажды меня вызвали в санчасть делать флюорографию. Пока я стоял в коридоре и ждал приема (естественно, меня все время сопровождал охранник), в перпендикулярный коридор, к другому врачу завели двух "пожизненников". Сначала я услышал шум, топот, лай и крики. Сопровождающий меня милиционер приказал отвернуться к стене и смотреть в пол — это практика всех тюрем: когда по коридору ведут две группы заключенных, одну из них останавливают, поворачивают лицом к стене и заставляют смотреть в пол. Это делается для того, чтобы зеки не знали, кто находится в тюрьме, и не пытались наладить общение.
Итак, меня развернули к стене и приказали смотреть в пол, но я, вывернув шею, скосил глаза и увидел, как шестеро охранников, по-моему, в бронежилетах, с лающими овчарками полубегом ведут двоих зеков, согнутых в три погибели. Руки у заключенных были в наручниках и вывернуты в обратную сторону, пальцы растопырены, чтобы они не смогли спрятать лезвие и напасть на конвоиров. Хотя нападать им было бы нелегко. Дело в том, что милиционеры очень грамотно согнули своих подопечных, держа их за вывернутые сзади руки, и выбрали такую скорость передвижения, что зеки фактически не бежали, а все время падали вперед, и только благодаря тому, что их подталкивали и одновременно придерживали, они продвигались быстрым темпом. Овчарки лают, охранники кричат: в такой ситуации думать некогда, нужно успевать выполнять команды.
ПЗшников подвели к "отстойникам", оказавшимся прямо тут же, в коридоре, и рассадили по одному. Честно говоря, не помню, сняли ли с них наручники (кстати, обычные заключенные передвигаются по СИЗО вообще без наручников, просто держа руки за спиной). Зато прекрасно помню, что когда закрывали дверь в "отстойник" и когда ее вновь открыли, чтобы вывести оттуда заключенного, он был в одной позе: согнут чуть ли не до пола с вывернутыми назад руками и растопыренными пальцами. Человек легко поддается дрессировке, особенно, если ею занимаются профессионалы.
Так вот, зная, как относятся к ПЗшникам, и то, что они сразу после приговора уже не пересекаются с обычными зеками, могу предположить, что их начинают обрабатывать уже по дороге из зала суда.
25? Это не срок!
Со мной в отряде сидел парень, которому заменили пожизненное заключение на двадцать пять лет зоны. Он мне немного рассказывал о том, как обращались с ним в спецкоридоре на Володарке (СИЗО на улице Володарского в Минске).
Дело в том, что в минском СИЗО есть так называемый спецкоридор, где содержат приговоренных к расстрелу и ПЗшников. Смертники ожидают казни, а приговоренные к пожизненному заключению — этапа в Жодино. И все пишут кассационные жалобы на то, что приговор является слишком суровым.
Моему знакомому повезло. Он "шел" по делу вместе со своим братом. Они совершили несколько очень тяжелых преступлений, в том числе убийство беременной женщины, по-моему, ножом. Мой знакомый написал "касатку" (кассационную жалобу), где основную вину переложил на брата. По его словам, родственник, якобы, сам крикнул ему: "Вали все на меня!"
Иногда знакомый начинал вспоминать те пару месяцев, которые он провел в камере для ПЗшников. Судя по его рассказам, они сидели поодиночке. Периодически его били, часто заглядывали в глазок, а ночами заставляли спать с руками, лежащими поверх одеяла, чтобы он не вскрыл себе вены.
Когда мой знакомый приехал в зону, то испытал облегчение, поскольку у него был "обычный" срок, и к нему по-человечески относилась милиция. Но, самое главное, была, хоть и слабая, надежда досрочно выйти на свободу.
По закону, у отбывющих пожизненное заключение тоже есть возможность отсидеть 20 лет, потом их за хорошее поведение могут перевести в зону и оттуда уже через пять, если все будет хорошо, освобождают. Честно говоря, никто из зеков не слышал о таких ПЗшниках, да и выжить в тех условиях, в которых их содержат, довольно сложно. А если кто-то и продержится там двадцать лет и ему повезет, то, скорее всего, это уже будет моральный и, вполне вероятно, физический инвалид. Не зря в телепередаче, посвященной белорусским заключенным, осужденным на пожизненный срок, один из таких страдальцев открыто сказал, что лучше бы его расстреляли.
Странное отношение
Несмотря на то, что зеки по определению находятся в оппозиции к милиции, а некоторые говорили, что даже пострадали от ее беспредела и осуждены за преступления, которых не совершали, отношение заключенных к смертной казни, скажем так, двойственное.
С одной стороны, все заключенные четко знают, что осудить могут абсолютно любого человека и за абсолютно любое преступление.
С другой же стороны, у заключенных есть кодекс чести, понятия морали и, соответственно, список преступлений, которые нормальный человек совершать не будет ни при каких обстоятельствах.
Поэтому получается, примерно, следующее: зеки, в принципе, против смертной казни, поскольку часть из них чудом избежала "вышки", кроме того, они солидарны с несчастными, приговоренными к расстрелу, и, самое главное, ни у кого из сидельцев нет абсолютно никакого доверия ни к судам, ни к следователям. Но при всем этом у заключенных есть список преступлений, за которые, как говорили некоторые, они лично пошли бы на "мокрое дело". Поэтому, когда заходил вопрос об отмене смертной казни, люди в зоне делились на тех, кто считает, что данный вид наказания нужно оставить, и тех, кто был против этого. Оба лагеря приводили весомые аргументы в свою пользу.
Помню, мне рассказывали историю про абсолютно седого парня, которому было немногим за двадцать. Его перевели в одну из зон, заменив расстрел на "обычный" срок: то ли оказалось, что не он совершил одно из преступлений, то ли просто пересмотрели приговор и смягчили, решив, что погорячились. А стал седым он в камере смертников, прислушиваясь к каждому звуку из коридора и думая, что идут за ним.
А еще я вспоминаю случай, который недавно произошел в Китае, о нем писали на многих сайтах: через двадцать лет после того, как человека казнили за изнасилование, его признали невиновным и полностью оправдали.
На мой взгляд, смертная казнь — очень тонкий инструмент наказания, не зря о нем многие годы ведутся споры. Однако как быть с теми, кто совершил действительно ужасное преступление и кому не стоит находиться в обществе? Здесь нет ни одного вопроса, на который можно дать окончательный ответ. Поскольку речь идет не только о казненных, но и о той ответственности, которую за них готово взять на себя общество в целом и каждый гражданин в частности.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
